Почти общее место: поэт трудной судьбы.
У каждого
из поэтов судьба рифмуется
с предопределением
и роком.
Но у Цветаевой путь – особый. Трагический, глубинный, темный. Может,
от того, что она
не играла
в судьбу,
и судьба
не играла ею.
Но жила, как слагала стихи, расплачиваясь
за бессмертие собой.
И от этого цветовая гамма антрепризного спектакля студии «Лик»
в постановке Владимира Сажина по произведениям Цветаевой «Между воскресеньем
и субботой» — темная.
И лишь изредка светлая. но
и здесь свет – лишь как отсутствие тьмы.
Спектакль идет
на сцене театра Центрального административного округа «Русский дом», что
на Сретенском бульваре. Публика, заполняющая фойе
с игровыми автоматами, почти своя. Каждого
из пришедших консультант
и арт – директор музыкально– литературной композиции научный сотрудник дома – музея Марины Цветаевой Галина Данильева благодарит
за то, что пришел.
Камерная атмосфера. Небольшой зал
с плохой акустикой.
На авансцене – бард
и композитор Антон Шатько.
В его композиторской манере нашли причудливое преломление русский романс, жестокий
и томный, бардовская песня.
На сцене две актрисы, как две сестры, как разноликие образы одной:
Не знали долго наши взоры,
Кто
из сестер для них «она»?
Актриса театра
и кино Лидия Константинова
(она же
и автор идеи) –
в небесно-голубом. Певица, солистка театра Елены Камбуровой Инна Разумихина –
ее антипод –
в черном.
Два лика Цветаевой, темный
и светлый.
В их контрастном свете – промельк
ее судьбы.
Эпиграфом, давшим название спектаклю, явилось стихотворение Цветаевой «Между воскресеньем
и субботой»:
Между воскресеньем
и субботой
Я повисла, птица вербная.
На одно крыло – серебряная,
На другое – золотая.
Меж Забавой
и Заботой
Пополам расколота,-
Серебро мое – суббота!
Воскресенье – золото!
Расколотое пополам время, судьба
и жизнь.
Две Цветаевы. Разные. Ранняя, восторженная, язычески бесшабашная, грешница.
И поздняя –
в темных лучах грядущего самоубийства. Сначала – ворожащая над любовью
и радостью. Затем – заклинающая беду.
Лейтмотив спектакля – повествование
о языческом обряде погребения.
Для Марины Цветаевой жизнь – это прежде всего любовь. Легким дыханием любви пронизана вся
ее лирика. Любовь – кислород
ее поэзии.
И когда она исчезает, то
на вопрос, кто готов умереть
во имя любви, поэтесса отвечает: «Я».
Две фигуры, переплетенные танцем, два голоса, переливающиеся, словно струи ручья,
в одну мелодию. Омытое песнями
и слезами пространство сцены.
И ее стихи:
Коль похожа
на жену – где повойник мой?
Коль похожа
на вдову – где покойник мой?
Коли суженного жду – где бессонницы?
Царь – Девицею живу – беззаконницей!
Полоска светлого, полоска жизни сужается: беззаконница, бессонница, вдова
с повойником и – уже идущая навстречу суженому, согласно языческому обряду обреченная умереть вместе
с мужем.
Когда дышать становится нечем, она напишет: «Смерть страшна только телу.
Душа ее
не мыслит. Поэтому
в самоубийстве тело единственный герой…»
Гитара почти плачет. Языческий обряд подходит
к своему завершению. Невесту ведет
на заклание. Темная Цветаева еще пробует одернуть светлую: «Марина…» но
ее уже нет среди живущих: «Не нужно умирать, чтобы быть мертвым…»
Но
и среди мертвых нет.
Свет гаснет.
Две Марины слились
в одну.
Ее поэзия принадлежит вечности…
После спектакля лица актрис, чья ажурная, тоньше паутины, игра
и отчаянная влюбленность
в творчество Цветаевой воскрешают
из небытия образ поэтессы – почти лики,
с тенями вокруг глаз. Примерять чужую судьбу
на свою сложно.
Но зал овацией
и букетами цветов
с торицей возвращает отданную великолепными актрисами Марине Цветаевой любовь.
Они и
не пытались сыграть человека. «Они лишь озвучили сердцебиение той, чью единственность невозможно
спутать»,— эти слова Галины Данильевой, сказанные
в прологе спектакля, отражают его суть.
Эхо любви, подслушанное
у смерти:
— Послушайте! – еще меня любите
За то, что
я умру. –
сливается
с шумом шагов.
Шаги сливаются
с шумом бульвара. Любите Цветаеву…
Игорь Михайлов
«Московская правда»
23 ноября
2002 г.
